Тед Чан - Если 2003 № 11

Задрав голову, Сам откровенно любовался страданиями Тано. Но странно: глубоко в душе Тано осознавал, что его страдание, по существу, не такое уж искреннее, что он больше изображает его, по обязанности, напоказ, причем не только перед своим единственным зрителем, но и перед самим собой. Словно жаждет убедиться в своей не пошатнувшейся способности переживать, иметь личную духовную драму, не связанную с примитивным страхом за собственное существование. А правда состояла в том, что внутри него было тихо, тихо… И пусто. Тано посмотрел на свои драматически сжатые кулаки и с чувством, что совершил предательство, тихонько разжал их.

— Так-так, — неприязненно процедил Сам. — А ты соображаешь! Твоя… или, точнее, наша Диана, уже бабушка, беззубая и сморщенная, если вообще жива, в чем я сильно сомневаюсь. Это все равно что драться за труп. Не стоит, я с тобой согласен. Честно говоря, она еще на Земле начала свыкаться с мыслью о твоей «космической» гибели. Да и кто мог предположить, что сигналы от тебя перестали поступать только из-за попадания в какую-то там идиотскую зону? Но твоя мать… она сошла с ума от скорби! Рассудок не выдержал…

Тано вдруг поднес руку ко лбу и застыл в этой позе, от волнения затаив дыхание.

— Подкосило тебя, а? — подергал его за штанину Сам. — Терпи, звездолетчик.

— Нет! Нет! Слушай, сюда еще прибудут люди! Как я сразу не сообразил!

— Что ты несешь, души у тебя нет! Я тебе толкую про ужасную участь твоей матери, а ты…

— Сообщение! — Тано почти дружески похлопал толстяка по плечу. — Ведь сразу же по прибытии сюда я отправил свои точные координаты. На Земле их уже получили. Там сообразят, что произошло смещение во времени, и прилетят. Скоро! Поскольку теперь, спустя столько лет, наверняка построены более быстрые и совершенные звездолеты!

— Ха! Получили, как же. А ответ?

— Ответ должен был прийти через девять дней… но проклятые роботы угнали звездолет!

— И ты веришь в эту нелепицу? — удивленно спросил Сам. Он тоже встал и, вытерев нож о рукав, церемонно заткнул его Тано за пояс. — Все же еще не поздно предпринять что-нибудь… человеческое.

— Гляжу, тебе очень хочется от меня отделаться, — скривил губы Тано. — Чем я тебе помешал?

— Ты мешаешь мне быть Самом. И именно поэтому я не отделаться от тебя хочу, а сберечь.

— Да иди ты к черту со своими постоянными загадками и враньем!

— Почему бы тебе не заставить меня сказать правду? Есть много способов, — и Сам красноречиво кивнул на нож.

— Правду, правду! — взорвался Тано. — Ты же понял, что мне не нужна правда! Но нарочно меня заводишь — все той же ложью!

— То есть ты на меня злишься, что я вру не слишком убедительно?

— Думай, что хочешь. Только мне об этом не говори… если тебе жизнь дорога!

— Мне дорога моя жизнь? — притворился или искренне изумился Сам. — Да здесь только твоя представляет хоть какую-то ценность… Однако если вовремя ее не оборвать, то и она обесценится.

Он замолчал, озабоченно сморщив широкий лоб. Отряхнул одежду от песка, нагнулся, взял топор и, прихрамывая, побрел к лагерю. Тано двинулся следом.

— Ты знаешь, что непременно пойдешь туда, к пролому, ведь так? — Сам остановился и посмотрел на него властно, глядя прямо в глаза. — Знаешь, что пока ты человек, не сможешь смириться с неизвестностью. Хотя и понимаешь: в ней твое последнее убежище. Так что бессмысленно откладывать. Ступай сейчас!

— А они? — Тано неуверенной рукой показал на тела, белеющие поблизости, среди коричнево-желтого мха.

— «Они» уже не имеют для тебя значения. Нет смысла симулировать милосердие. На этой планете мы одни. Почти в той же степени, что и на Земле, только без всех этих лицемерных общественных правил, с помощью которых якобы возвышается человеческий дух.

— Но как же они останутся вот так… ни живые, ни мертвые! Может быть, им больно.

— Тогда давай остановим их сердца, — раздраженно предложил Сам. — Я топором, ты ножом…

— Нет!

— Вот видишь? Подожди: когда проголодаешься…

— Сам, — оборвал его Тано, — зачем ты выворачиваешь мне душу?

— Иногда это идет на пользу, — с горечью ответил тот. — Помогает от разных там жизнеутверждающих заблуждений… А я все же пойду и добью их — эти тела. Но, к сожалению, «разрешившиеся от бремени» флегмады неизлечимо заражены нашим генетическим кодом. Всего за четыре месяца они опять воспроизведут таких же.

— Стало быть, среди них есть и такие, которые воспроизвели твое тело, Сам! И другие, которые скоро воспроизведут мое!

— И что с того?.. В долине давно не осталось незараженных флегмад. Их «болезнь» передается по наследству. Эти твари не размножаются ни одним известным нам способом. Просто в момент распада они выкидывают не больше, чем по два-три зародыша, которые очень быстро достигают зрелости, и все повторяется.

— Сколько лет они живут?

— Они не живут! — процедил сквозь зубы Сам. — Они прозябают. В течение многих лет. Гораздо дольше, чем живет человек.

— Ты хочешь сказать, что, пока их вид существует на этой планете, они постоянно будут воссоздавать копии тел участников моей… нашей экспедиции?!

— Ничего я не хочу сказать, — вздохнул Сам. — Возможно, зараза сойдет на нет через несколько поколений. А может быть, флегмады будут эволюционировать… даже станут разумными.

— Но это же кошмар!

— Почему? Не исключено, что может получиться очень удачно. Новое общество из одиноких — то есть свободных — существ. С человеческими образами внутри!.. Ну ладно, иди, Тано, — в порыве сочувствия Сам положил руку ему на плечо. — У меня своя задача, а у тебя свой путь.

Тано кивнул старику и, побледнев, двинулся вверх по реке. Он понял, что увидит в проломе совсем недалеко от того места, где вчера пришел в сознание. Но все же он должен увидеть «непреложные» факты собственными глазами.

А вот и низкий склон, упирающийся коньком в подножие цепи из черных, свирепо ощетинившихся скал. Вот пролом, уводящий от долины, через который Тано больше не пройдет никогда. А вот и обломок скалы…

Он уперся руками в его изборожденную трещинами твердь. Напряг мышцы. Обломок даже не шелохнулся. Тано очистил ото мха нижнюю часть — решил сделать подкоп, чтобы скатить потом вниз по склону. Вынул нож и начал ковырять каменистую землю, но… Одному человеку было не под силу сделать подкоп под таким обломком! Он обошел его, глядя исподлобья, со страхом и ненавистью, словно камень был его злейшим врагом. Потом опять стал расчищать мох в надежде, что, может быть, обнаружит трещину пошире и тогда, просунув руку, хотя бы сможет нащупать то, что наверняка лежало, раздавленное, внизу. Но, к своему великому удивлению, наткнулся на чьи-то следы! Выходит, и Другой пытался сдвинуть обломок. Но, конечно же, тоже не сумел.